Каменный Лик

Дана Давыдович
                ДГ12а Каменный Лик

               Персонажи Вер и Рэа – Глава «Водопады Глизы»  Reference to ДГ 06-3
               Штурм Орна-Дораны – одноименная глава

               В ту ночь мне снятся Вер и Рэа. Они стоят, взявшись за руки, на фоне водопадов планеты Глиза. Вдалеке возвышается огромный космический корабль Вера - его собственный. Глаза Рэа - грустные, но Вер, обладающий, кажется, безграничными мозговыми способностями, читает каждую ее мысль, и уверяет, что Ари хорошо там, куда он вернулся, потому что рабские кандалы у него не на запястьях, а в сознании.
               Волосы Рэа развеваются на ветру, а брызги водопада падают на их кожу и одежду, при этом Рэа вздрагивает, а Вер - нет. Вода не причиняет ему ни малейшего вреда.
               Просыпаюсь с болью об Ари. Он всегда был как недостижим, так и дорог мне. Но как я мог видеть сцену, которой он не видел своими глазами?
               Окно моей спальни распахнуто, и в него врывается холодный, и свежий ветер. Я люблю дейкеренские ветра, просто потому, что они пахнут родиной. В дверях появляется мрачный молодой человек с посланием от отца. Я разворачиваю бумагу. "Срочно приезжай!". И ничего больше. Ни "здравствуй", ни "как дела?". Он всю жизнь рявкал приказы, и ладно бы, только на службе, но и дома тоже.
               Я возвращаю гонцу бумагу, и молча выпроваживаю его. Папаша научится разговаривать со мной вежливо, или мы просто перестанем общаться.
               Моя статуэтка (кстати, теперь я точно знаю, что это - мать Ари. Сходивший от нее с ума Леот расставлял ее портреты и статуи по всей научно-исследовательской базе) всегда рядом. Я беру ее в руки, и хочу вернуться в видение о Вере и Рэа. Не знаю, как, но почему-то важно узнать, что было дальше.
               Голова начинает легко кружиться, и я уже ощущаю себя где-то в ласковом свете между мирами, когда в дверях появляется Намигур.
               - Извини, чисто конкретно, но мой кореш, который в ратуше служит, щас прибежал, и сказал, что там какая-то заварушка... Задом чую, тебе стоит поехать.

               Я взбегаю по широким ступеням ратуши, по коридору налево, и в двери зала заседаний, где все время "заседают" старики-советники отца. Не могу унять леденящего волнения, потому что столько произошло в этом зале, столько мы с отцом ругались здесь при всех и наедине...
               Слуги напряженно провожают меня глазами. В зале Дар Ламансвиер, то ли уставший, а то ли постаревший, встает мне навстречу. На полу разбрызгана кровь.
               - Они в кабинете Мевилда, Домиарн.
               Кивая, я следую за дорожкой из капель крови. Мевилд оборачивается на звук открываемой двери. На его лице - смесь смятения и раздражения. На полу в углу сидит молодой человек - один из слуг при ратуше, его, кажется, зовут Ирис. Сдерживая стоны, и зажмурив глаза, он сжимает одной своей ладонью другую. Из-под нее струится кровь.
               - Помоги ему! - Приказывает папаша. Ладно, вежливость родителю прививать будем потом.
               Я сажусь рядом с молодым человеком, он открывает глаза, только чтобы отпрянуть в ужасе, и удариться головой о крышку стола.
               - Видишь, какую реакцию вызывает у людей твоя нетленная слава? - Гидеалис-старший с презрением усмехается.
               Ничего не ответив, я беру руку парня, отодвигаю длинный узорный рукав рубашки, и разворачиваю ладонь. Там -  глубокий порез. Он кричит от боли, и пытается отдернуть руку, но я удерживаю ее, останавливая кровь.
               Мне видится изрезанное морщинами лицо в кромешной темноте. По нему бегут струи воды. Вдруг откуда-то пробивается зыбкий свет, и лицо проступает сквозь воду гротескной черно-белой каменной маской.
               - Что случилось? - Спрашиваю я, стряхивая наваждение.
               - Господин Бальтонари ударил меня кинжалом... – Ирис тяжело дышит, и  хочет что-то добавить, но мой отец его перебивает.
               - Арканду показалось, что Ирис украл его перстень. Он стал требовать его назад, а Ирис стал ему что-то объяснять, что это, якобы, его собственный перстень, и тогда Арканд не сдержался...
               Интересное объяснение. Называется пропускание поведения определенного человека через призму сознания «он не может быть виноват ни при каких обстоятельствах». А по-простому - «выгораживание любимчика».
               Ирис бросает на меня быстрый, но многозначительный взгляд, чтобы выяснить, на чьей я стороне. В его душе - готовая обрушиться лавина.
               Коснувшись его худой, если не хрупкой руки, я замечаю, какая она холодная. Даже учитывая случившееся с ним, она все равно – слишком, нечеловечески холодная. А на безымянном пальце - весь испачканный кровью серебряный перстень с большим аметистом. Мне не нужно устраивать суд, чтобы выяснить, что Арканд ошибся - потерянный им перстень - похожий, но не такой.
               - Пойдем. - Я поднимаю юношу, и увожу из кабинета отца под удивленные взгляды присуствующих, провожающих нас в тишине - тонкой и ломкой, как первый лед.
               - Если ты сейчас уйдешь с ним без объяснения, то ты уволен. Ирис, ты меня слышишь?! – Рявкает не терпящий неповиновения Гидеалис-старший.
               Юноша вздрагивает всем телом, но я сжимаю его руку, и он даже не обрачивается, не зная, кого ему больше бояться - меня или папашу.
               Он живет на северной окраине Дейкерена, этот слуга с аристократическими руками, в дорогой кружевной рубашке, и с перстнем стоимостью в год его службы при ратуше. Но деревянный домик, в который мы входим – не тот большой каменный дом в его памяти, который я увидел ранее.
               Ирис снимает черный камзол, бросает его на стул у двери, и поддает ногой два полена, валяющиеся на полу у камина.
               - Зачем вы велели привести вас ко мне домой, лорд Гидеалис? Здесь бедно, и у меня скоро кончатся дрова. Учитывая, что я теперь еще и потерял место, то тут скоро вообще все развалится. И мне нужно просто лечь, и умереть. – Отчаяние оказывается сильнее страха, юноша поворачивается ко мне спиной, и идет в другую комнату.
               Повозившись там, он возвращается с двумя кусочками кремня, и начинает разжигать камин.
               - Как ты так быстро нашел такие маленькие кусочки в совершенно темной комнате? – Я сажусь на пол у занимающегося камина.
               - Не знаю, как это объяснить... – Он трет ладонью свой лоб, и потом резко обрывает сам себя. – Господин Бальтонари все равно отнимет у меня перстень моего отца, и поэтому я стою перед прекрасным выбором – умереть на острие его меча, или здесь от холода. Вы уж простите мне мою дерзость, но сегодня мой мир снова обрушился, и мне в который раз абсолютно нечего терять! Хотите казнить меня на площади – наверное, я буду даже рад. Укоротите мои страдания. В противном случае я не знаю зачем вы здесь, если не в поиске новой жертвы!
               Яркие языки пламени обжигают мое лицо. Но они – не от камина. Откуда-то слышатся крики, но через секунду на это видение наслаивается картина полного разрушения, и сквозь, щербатые,  обгоревшие доски крыши, кажущиеся мохнатыми еловыми ветками, проглядывает лик равнодушной луны.
               Я делаю резкий, болезненный вдох, выдергивая себя из чувства полной, захлебывающейся горем невозвратности.
               - Тебя зовут Ирис Лио. Ты родственник Гранимера Лио?
               - Я его племянник. Вас тоже мучают видения? Мне знаком этот пустой, стекленеющий взгляд. Мой отец, бывало, находился в таком состоянии часами. Мои родители погибли при штурме Орна-Дораны. Поэтому, конечно же, логично, что, убив их, вы теперь пришли за мной.
               Что заставляет меня задать этот совершенно сумасшедший вопрос? Не знаю.
               - Твой отец никогда не рассказывал о своих видениях?
               Ирис кивает с отчуждением во взгляде, и подкидывает в камин последнее полено.
               - Самым страшным и захватывающим было видение того, как он несется к земле внутри какой-то штуковины, а потом разбивается. Бывало, он просыпался среди ночи от этого кошмара, и бродил по дому в смятении и одиночестве.
               - И ни на что никогда не натыкался в полной темноте?
               - Нет. – Шепчет Ирис едва слышно.
Он сидит у камина, такой поникший, и такой прекрасный, что я не могу сдержать порыва, и целую его в губы.